«Я всё время предсказывал прошлое и не ошибся»

Максим Семеляк

6 ноября ушёл из жизни Михаил Жванецкий — большой писатель, прославившийся благодаря эстрадным номерам, увековечивший в текстах бездну советских нелепиц, воспевший Одессу, море и жизнь во всех её проявлениях, описавший и объединивший весь космос позднего СССР. Максим Семеляк прощается с его голосом, пластинками и ускользающим русским языком.

Михаил Жванецкий. 1989 год

РИА «Новости»

Михаил Жванецкий был одним из апостолов советской религиозности — наряду с Высоцким или, например, Пугачёвой. С первым его постоянно сравнивали, а вторую он очень любил сам. Хорошо помню, как это обстоятельство расстраивало его возрастных интеллигентных поклонников в 1980-е — как же так, мы-то его с Галичем и Войновичем через запятую, а он вдруг за Пугачёву, и ещё и аннотации к пластинкам Розенбаума пишет, тщательнее надо.

В строгом соответствии с принципами советской религиозности жанр, в котором работал Жванецкий, напоминает даже не проповеди, а послания — послание к той же интеллигенции, послание к одесситам, послание к физикам, послание к женщинам, послание к алкоголикам, послание к жлобам, послание к союзным республикам, послание к инженерам, послание к союзу коммунистов и беспартийных и так далее по всей территории, которая во многом благодаря его усилиям превратилась в империю смеха. Его культ был герметичным, ксеноцентричным и рациональным — сами инициалы М/Ж намекали на глобальную безальтернативность этих анимированных схем.

Я принадлежу к поколению, которому Жванецкий явился в раннем детстве, на манер одесского Оле-Лукойе — подобных мне сотни тысяч, а то и больше. Александр Баунов весьма точно подметил у себя в фейсбуке, что перестроечный подросток ставил на одну полку винилы Жванецкого и «Аквариума» — в такой последовательности. Я, конечно, не удержался бы тут от комментария «он добавил картошки, посолил и поставил аквариум на огонь», а кроме того, слегка развил бы мысль в ту сторону, что ставший в перестройку легитимным пресловутый русский рок в детском сознании был просто следующим этапом после программ «Вокруг смеха» и «Весёлые ребята». Переход был тем более мягким, что буферами для него в 1986 году послужили разрешённые чуть пораньше группы «Секрет» и «Браво», которые по стилистике, в общем, не так уж далеко ушли от «Вокруг смеха». Советская смеховая культура в младшем школьном возрасте была исключительно важна и служила странным трамплином для чего-то совершенно иного и плохо предсказуемого — я, например, почти уверен, что моё юношеское пристрастие к The Velvet Underground так или иначе выросло из детской любви к Семёну Альтову Семён Теодорович Альтов (при рождении Альтшуллер; р. 1945) — писатель-сатирик, драматург, режиссёр. Окончил Ленинградский технологический институт, с 1971 года публиковался. Произведения Альтова исполняли Геннадий Хазанов, Ефим Шифрин, Владимир Винокур. Автор последнего спектакля Аркадия Райкина «Мир дому твоему», соавтор комедийного сериала «Недотёпы»..

Михаил Жванецкий во время выступления. 1988 год

РИА «Новости»

Жванецкий, безусловно, имел серьёзные связи с большой литературой, тут прослеживаются линии Бабеля и Зощенко, иногда возникает Аксёнов, иногда даже Трифонов, чисто фабульно: например, «Обмен» легко представим в виде миниатюры Жванецкого. Строго говоря, рассказ Шукшина «Срезал» тоже нетрудно представить в переложении Карцева и Ильченко: «Проблемы нету, а эти… танцуют, звенят бубенчиками… Да?» Если говорить о случайных совпадениях и контекстах, то, конечно же, у Жванецкого много чисто беккетовского абсурда — те же Карцев и Ильченко иной раз беседуют совершенно как Владимир и Эстрагон. А вот наследников у Жванецкого, пожалуй что, и нет — ну если, конечно, не считать Пелевина его парадоксальным инвариантом (как ни странно, у них есть точки пересечения).

Как бы там ни было, Жванецкий — это музыка, а не чтиво, он с головой принадлежит аудиовизуальной культуре, где интонация главнее метафоры. Его можно при желании воспринимать как книгу, но сам строй его текстов рассчитан на устную речь — возьмите, к примеру, одиознейшую миниатюру про Аваса: она попросту лишена смысла в режиме чтения, поскольку целиком держится на аттракционе произношения. Кстати, тупого доцента почему-то зовут Николай Степанович — уж не на Гумилёва ли намёк, к вопросу о большой литературе?

Роман Карцев и Виктор Ильченко исполняют миниатюру Михаила Жванецкого «Авас»

С Высоцким, помимо собственно мастерства и востребованности, его сближает охват и учёт буквально всех забот и тревог советского гражданина: например, оба воспели приёмник «Грюндиг» и высказались по инопланетной повестке. Но вообще, Жванецкий ближе скорее не Высоцкому, а Юлию Киму — говорящему на всю страну чужими голосами и под другими фамилиями.

У позднего Жванецкого есть такой текст: «На шампанском с водкой и борщом — маршрут короткий: стол, стул, пол, стул, стул, постель в чужом доме, в одежде и в носках, поиски туалета ночью и страшный испуг от ночного отражения в трёх зеркалах». Это действительно гениально подмечено — ночной испуг от отражения в трёх зеркалах, полагаю, знаком всякому пьющему человеку.

Однако Жванецкий и сам устанавливал перед аудиторией систему из трёх зеркал, отражение в каждом из которых могло внушить своеобразный ужас. Что это были за отражения?

В первом отражалось то, что можно обозначить казённым словом «спрос». Тексты Жванецкого сплошь состоят из требований, запросов, потребностей, надобностей, жалоб, увещеваний. «А почему, собственно?» — вот одна из ключевых его формул. Он учил вполне классическому сомнению, по Ортега-и-Гассету, сомнению как волновому колебанию, которое «позволяет нам осознать, до какой степени оно является верованием, насколько оно под пару верованию. Ведь сомневаться — значит пребывать разом в двух антагонистических верованиях, соперничающих между собой, отталкивающих нас от одного к другому, выбивая из-под ног почву. В «сомневаться», «раздваиваться» ясно просматривается «два».

Дефицит из обычной потребительской нехватки превращается в основу существования — так старики на перроне в одной его миниатюре начинают с поиска очков, газет, адреса, а заканчивают бытийным — где сон? «У нас чего только может не быть — у нас всего может не быть» — вот советский Dasein Dasien, буквально «здесь-бытие», «существование», «экзистенция», — философское понятие, ставшее основополагающим в труде Мартина Хайдеггера «Бытие и время». Характеризует человеческое существование как действие, дело, «праксис». Через раскрытие дазайн человек может обрести смысл бытия. по Михаилу Михайловичу. Потребительская корзина из-за своей перманентной пустоты превращалась в воздушный шар, на котором круглоголовый смеховик Жванецкий взмыл над страной и описал все её рельефы.

Поэтому рай в его мифологии — это склад без вывески, на котором всё есть, включая оленьи языки и пиво восьми сортов. А вывеска на этом складе опять-таки отсутствует, потому что в мире Жванецкого письменному слову большого доверия нет. А доверие есть только к сократовскому стилю вопрошания — а чем докажете, что это ваша фотокарточка? При этом ты спрашиваешь обслуживающих работников ровно до тех пор, пока не поймёшь, что обслуживающий работник — ты сам. Поэтому персонажи Жванецкого сплошь и рядом разговаривают сами с собой: «Мне подождать? Я подожду! Вы меня не вызывали? Была повестка!»

Был выпуск «Фитиля» 1976 года по его сценарию, под названием «Без дураков». Там Евстигнеев на заводе допрашивает Мягкова — почему не выпущена новая продукция? Тот перечисляет какие-то причины, а потом находит единственно верный ответ-коан — не выпустили, потому что не выпустили.

Михаил Жванецкий. 1988 год

РИА «Новости»

Подобного рода конструкции как раз отражаются во втором зеркале Михаила Жванецкого — том, что отвечает за всякого рода бесконечность и обречённость, когда, по замечанию самого М. Ж., «вопрос, как жить и для чего жить, становится восхитительно неуместным». Жванецкий писал о вечности в том смысле, что выстроенный им универсум не предполагал никаких изменений. Да, в Париже розовый воздух и повсюду маленькие бистро, а здесь — «нет времени: втискиваю страшное количество приборов в спускаемый отсек, и изящно решаю, и острю на учёном совете, и ещё копаюсь немножко в саду». В крайнем случае вопиющие противоречия можно закольцевать и на том успокоиться: «Я понял, что Новая Зеландия похожа на Кавказ под Сухуми, Австралия — тот же Алтай, Нью-Йорк напоминает Ялту чем-то».

Но императивный принцип бытия «включаешь — не работает», он не подлежит пересмотру. Часто цитируемый в эти дни его монолог о смерти — «Так все же умерли — и ничего! живут» — как раз являет собой продолжение этой линии. Ну да, «мы не решили эту задачу в своём прохладном городке». Смерть в мире М. Ж., по сути, продолжение линии дефицита и нехватки. Так, миниатюра «Ставь птицу» больше смахивает на репортаж из царства теней, а уж про собрание на ликёро-водочном заводе с фантомным начальником транспортного цеха и говорить нечего. В кошмаре «В греческом зале» рассказчик между делом укладывается в гробницу. Ну и конечно, вспоминается миниатюра про незадачливого соседа Сигизмунда Лазаревича, которая и вовсе заканчивается весёлым летальным исходом — «...а вот вам и покойничек».

Мир Жванецкого фатально и гармонично собран и скроен. В отличие от миров Высоцкого, тут нет хаоса и противоречий, ситуации близки к идеальным:

— К четвёртому?
— К пятому.
 <…>
— Не сделаю я ему ни черта.
— А мне это не нужно.

Ответов всегда в итоге оказывается больше, чем вопросов: «У нас её никто не чувствует, у нас её никто не чувствует, у нас её никто не чувствует…»

Михаил Жванецкий во время полёта к научно-исследовательской дрейфующей станции «Северный Полюс-28» на борту самолёта Ан-72. 1987 год

Роман Подэрни/Фотохроника ТАСС

Наконец, заглянув в третье зеркало, мы видим там несокрушимое насмешливое одиночество. Все мы при таком раскладе действительно являемся совершенно холостыми, то есть очень одинокими зарядами. Не зря именно Жванецкий ещё в 1970-е годы предрёк самоизоляцию с её командировками в гости и отчётами, кто кому внезапно передал привет. У него была странная миниатюра об ускользающей идентичности (особенно интересная в контексте того, какую именно национальную стезю лирический герой для себя выбрал):

Людей стал избегать. Не хочу лучше, чем у соседа, не хочу хуже, чем у соседа, не хочу вообще, как у соседа, сам по себе хочу... Людей стал избегать... Из Москвы блондинка приезжала — весь Гудаут за ней ходил. Я в землю уткнулся. На месте остался... Ну ты видел такого?!. Лаковые туфли не хочу обувать. Кепку сбросил. Брюки-шаровары надел, рубаху украинскую, трубку. На Тараса Шевченко стал похож. Всё переменил. Сюда переехал. Друзья приезжали, побили всё-таки... А что я могу сделать?.. Больной человек. Хороший врач нужен».

Людей стал избегать, — собственно, об этом огромное количество его текстов. В них всегда есть великое множество примет одиночества: например, чайник обязательно ставят на что-то неподходящее, то на диплом, то на радиоприёмник. Один из самых благостных его текстов про воскресное утро в Одессе, по сути, настоящая ода одиночеству — с яичницей, жареной колбасой, кружкой «25 лет Красной армии», морем, пивом из бидона, невероятным салатом и совершенно искренним признанием — сам бы себя целовал в эти плечи и грудь.

Роман Карцев и Виктор Ильченко исполняют миниатюру Михаила Жванецкого «Воскресный день»

После смерти Жванецкого много писали о том, что он мало изучен, недооценён в академических кругах и вообще, по-хорошему, принадлежит будущему. Может, и так, хотя воображение, если честно, с трудом рисует легионы зумеров, обменивающихся в мессенджерах посланиями: «Нормально, Григорий? Отлично, Константин!»

Будучи вполне официальным дежурным по стране, он по-прежнему прекрасно чувствовал время, но боюсь, что последние четверть века время уже не чувствовало его. «Я всё время предсказывал прошлое и не ошибся» — это из его текста 2020 года. 

Изменился сам тип юмора, остроумие перестало быть несущей конструкцией, потому что сегодняшний смех связан в первую очередь с глупостью. Глупость бывает двух видов — грубая и лирическая, наивная, как раз процветающая в среде тех, кто, по идее, пришёл на смену той, советской, научно-технической аудитории Жванецкого. Дело в том, что в текстах Жванецкого всё так или иначе заканчивалось на дураках. Новое время показало, что это не предел — дураки могут прикинуться дурачками, эксплуатируя разнообразные неотенические Неотения — в биологии проявление у взрослых особей черт, свойственных детским особям. прихваты и имитируя лёгкое комфортное безумие.

Смех Жванецкого был другим, он шёл от ума, жёсткости, конститутивной недомолвки, умел быть вполне высокомерным и даже номенклатурным: «Сохранились костюмы и обувь, но, когда мы над старинной дворянской одеждой видим лицо и всю голову буфетчицы современного зенитного училища, что-то мешает нам поверить в её латынь». Но Жванецкий и сам теперь латынь, для новых поколений его тексты представляют собой набор крылатых выражений, смысл которых давно упорхнул. Прошу к столу — вскипело. Что, простите? Ставь птицу? Какую ещё птицу, куда, о чём это вообще?

Роман Карцев и Виктор Ильченко исполняют миниатюру Михаила Жванецкого «Ставь птицу» (1977)

Как сказано в одном его монологе — «Иди домой, но пойми иронию». Писатель, который всю жизнь высмеивал дефицит, в результате сам же им стал — и нам действительно остаётся спорить о вкусе устриц и кокосовых орехов с теми, кто их ел. Виктор Ильченко Виктор Леонидович Ильченко (1937–1992) — советский артист эстрады, вместе с Романом Карцевым — постоянный исполнитель миниатюр Михаила Жванецкого. В молодости работал вместе с Михаилом Жванецким в Одесском порту. В студенческие годы создал вместе со Жванецким самодеятельный театр «Парнас-2», к которому позже присоединился Карцев. С 1963 по 1969 год вместе с Карцевым и Жванецким работал в Ленинградском театре миниатюр Аркадия Райкина, позже выступал с Карцевым самостоятельно, играл на сцене московского театра «Эрмитаж», а в 1989 году они создали собственный, Московский театр миниатюр., умерший из этой троицы первым, давно предупреждал про те самые недостижимые оленьи языки со склада, где всё есть (а по сути — это ведь ровно про ускользающий русский язык самого Михаила Жванецкого):

«Вы — их есть не будете.
Они — своеобразного посола».

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera