Возвращение к травмам

Перестройка и распад СССР позволяют по-новому оценить многочисленные травмы советской истории. Светлана Алексиевич в своих книгах даёт право голоса непосредственным участникам больших и страшных событий — от Великой Отечественной войны до Чернобыльской катастрофы; в свою очередь, осмыслением советского опыта, в том числе репрессивного, заняты авторы, не относящиеся к советскому прошлому однозначно негативно, — такие как Александр Терехов и Захар Прилепин. Постсоветские тексты о советском — это ещё и возможность выстроить собственную авторскую идентичность.

У войны не женское лицо

Светлана Алексиевич1985

Одна из первых книг, создающих неофициальную историю Великой Отечественной войны. Повествование смонтировано из воспоминаний женщин, прошедших войну, голос автора практически не вмешивается в повествование. Алексиевич с помощью своих героинь рассказывает о тех далёких от романтики сторонах войны, о которых долгое время не принято было говорить, бросает вызов уже сложившемуся канону памяти. Первая книга, показавшая войну в гендерном ракурсе и выделившая не замечавшуюся прежде роль женщин на фронте, сразу прославила автора и легализовала вербатим как новый способ литературного письма. Её общий тираж к концу перестройки достиг двух миллионов экземпляров.

Прокляты и убиты

Виктор Астафьев1992 1994

Едва ли не самая откровенная книга о Великой Отечественной войне, последний и неоконченный роман Виктора Астафьева, основанный на личном военном опыте. Текст состоит из двух частей: «Чёртова яма» — о жизни новобранцев запасного полка и «Плацдарм» — о переправе полка через Днепр и бое за плацдарм. Астафьев c предельным натурализмом описывает ужасающий солдатский быт, страдания новобранцев, беспорядки в армии, зверства трибунала и чудовищное количество бессмысленных смертей («лучшие бойцы погибали, не увидав врага, не побывав даже в окопах»); такими же ошеломляющими, лишёнными всякого героизма и романтики выглядят и сцены сражений.

Даниэль Штайн, переводчик

Людмила Улицкая2006

История о польском еврее, выдававшем себя за немца: он устроился переводчиком в гестапо и помог бежать обитателям еврейского гетто. После войны Даниэль становится католическим монахом и создаёт общину в Израиле. Роман, основанный на биографии Освальда Руфайзена, псевдодокументален — он состоит из писем, дневниковых записей, разговоров, лекций, но большинство из этих свидетельств придуманы автором. Штайн у Улицкой — почти святой, учит паству не церковным догматам, а любви к ближнему. Роман вызвал обстоятельные богословские споры, по большей части не понравился критикам, но обрёл широкую популярность в России и на Западе.

Каменный мост

Александр Терехов2009

Бывший эфэсбэшник расследует смерть детей высокопоставленных советских чиновников, произошедшую шестьдесят лет назад. Пытаясь понять, почему Владимир Шахурин выстрелил на Большом Каменному мосту в свою одноклассницу Нину Уманскую, а потом в себя, герой изучает архивы, разыскивает современников события, выстраивает все возможные версии. Со временем он утверждается в мысли о том, что истину установить невозможно, но зато он в состоянии вызволить людей прошлого из забвения. Терехов подробно воссоздаёт довоенную советскую эпоху и пытается проникнуть в психологию сталинской элиты, причём проявляет такую сильную эмпатию, что критики заподозрили автора в желании оправдать сталинизм.

Время секонд хэнд

Светлана Алексиевич2013

Книга об исторической травме 1990-х и взаимоотношениях бывших граждан СССР с советской эпохой. Через частные истории людей и их испытаний Алексиевич пытается понять, почему общество предпочитает жить прошлым и никак не хочет приспособиться к настоящему. Здесь, как и в других её книгах, текст строится как монтаж чужих голосов, но во «Времени секонд хэнд» заметно сильнее ощущается личное отношение автора к теме. В 2015 году Алексиевич присудили Нобелевскую премию по литературе с формулировкой «за многоголосое творчество — памятник страданию и мужеству в наше время».

Обитель

Захар Прилепин2014

Художественная реконструкция жизни Соловецкого лагеря 1920-х годов. В «Обители» лагерь не просто место отбывания наказания, а государство в государстве, миниатюрная модель всей страны, и разница между палачами и жертвами в этой системе не такая уж и принципиальная. Прилепин создаёт масштабный и сложноустроенный авантюрный роман с десятками персонажей, показывая лагерь с несколько неожиданной стороны: помимо гибельного труда, голода и расстрелов здесь есть оркестр и музей, заключённые ходят в театр и иногда устраивают чаепития. С точки зрения Прилепина, круговорот страданий и мучений — не ужасное преступление, которое нужно осудить и преодолеть, а скорее парадоксальный и тернистый русский путь к святости; не случайно Соловецкий лагерь находится в стенах бывшего монастыря.

Зимняя дорога

Леонид Юзефович2015

История похода Сибирской добровольческой дружины из Владивостока в Якутию в 1922–1923 годах, основанная на архивных материалах. В основе сюжета — противостояние белого генерала Анатолия Пепеляева и красного командира Ивана Строда, схожих между собой и даже симпатизирующих друг другу людей, по воле случая оказавшихся по разные стороны баррикад. Юзефович рассказывает о малоизвестном эпизоде Гражданской войны с деликатностью историка, пытаясь достигнуть предельной объективности повествования. «Зимняя дорога» — роман как раз о невозможности и нежелании занимать определённую сторону: и красные, и белые здесь в равной степени заслуживают читательского сопереживания.

Дети ворона

Юлия Яковлева2016

Первая из пяти «Ленинградских сказок» Юлии Яковлевой. 1938 год, время массовых репрессий. Брат и сестра, Шурка и Таня, сначала обнаруживают исчезновение отца, а потом из дома пропадает мама с маленьким братом. Дети узнают от соседей, что родителей унёс «чёрный Ворон», и отправляются на поиски загадочной птицы. От реалистической завязки повествование переходит в мир фантасмагории, таким образом сталинское время сближается со страшной сказкой. Через призму детского буквального восприятия и овеществлённые метафоры воссоздаётся атмосфера эпохи — её чрезвычайная странность, зловещая иррациональность.